Усадьба ЛЮБЕРЦЫ, Московская область, Люберецкий район (часть 1 из 3)

По итальянской версии имя Люберцы доставили нам, как эстафету, славяне, бежавшие от ига древних римлян и называвшие себя “либерами”, то есть свободными.

В противовес ей была опубликована “азиатская” версия. Дескать, мужественные арийцы, спустившись с Гималаев или с иранских плоскогорий, прокочевали по Сибири, перевалили через Уральский хребет, поднялись по Волге, по Оке, по Москве-реке до Пехорки, где мимоходом основали сельцо Красково, приплыли в Люберку и, надо думать, пришвартовались к ее берегу, где ныне городской стадион и Дворец культуры. Существует еще пару десятков версий происхождения названия города…

“Село, расположенное по берегу речки Люберец, было любимой вотчиной фаворита Петра I Меншикова, отсюда и название его “Люберцы”. Существует и другое предание, что здесь живал и Петр, “который любил это место”, причем именно последние слова объясняют название этого села”.

“В Островецком стану за дьяком Иваном Кирилловым сыном Грязева полдеревни Назаровы, Либерицы тож … на речке на Либерице, а в ней двор вотчинников да крестьянских 6 дворов…Да за подьячим за Федором за Дементьевым сыном Порошина полдеревни Назаровы, Либерицы тож … на речке на Либерице, а в ней 3 двора”.

Но и до Грязева с Порошиным были у деревни свои хозяева. Из той же писцовой книги за 1623-24 год можно узнать, что половина деревни попала Грязеву по закладной Семена Давыдова в 1621 году, а Давыдову досталась она как приданое своей жены Прасковьи Куприяновой, дочери Горсткина. А еще раньше это было поместье Михаила Старого и Богдана Озарнова.

Вторую половину деревни приобрел (заметим, тоже в 1621 году) Федор, сын Дементия Порошина по закладной жены (вдовы) Татьяны Кирилловны Горсткиной да сына ее Василия. Получается, что после смерти Куприяна Горсткина его вотчина, поделенная между вдовой и зятем на две неравные части, была отдана в залог.

Федор Порошин в дальнейшую историю нашего города не вписывается: вскоре он продал свою долю какому-то Кузьме Трусову, а тот в 1627 году – Ивану Грязеву, который и стал единоличным властелином деревни Назарово-Либерицы. Грязев был думным дьяком, а они, думные дьяки, занимали не последнее место в российском государстве, уступая только боярам, окольничим и думным дворянам.

Все Грязевы похоронены в ограде Симонова монастыря в Москве. Простых смертных там не хоронили, в советское время монастырь, к сожалению, был взорван.

Уцелей те старинные писцовые книги, возможно, и юбилей города люберчане могли бы отпраздновать раньше, и тайны его названия не существовало бы…

Возможно, Грязеву незаконно достались Люберцы. Если он преступил закон, требовалось замести следы, уничтожить некоторые сведения о Люберцах. Кажется, это ему удалось. В те стародавние времена рукописи не сшивались в одну тетрадь, в книжечку, не завязывались тесемками в папках, а подклеивались лист к листу по нижнему обрезу, составляли длинную ленту, которую свертывали в трубку, рулон, свиток, столбец. Подписи чиновников, отвечавших за документ, ставились на чистой оборотной стороне в местах склейки листов.

Ученые обратили внимание на то, что столбцы писцовых книг 1573-1574 годов нарушены, не достает начальных листов. Соответственно и копии, снятые с них, страдают тем же недостатком. Мы нашли в этих копиях деревню Кудиново на Москве-реке, сельцо Михнево на Пехорке, пустошь Остееву, что прежде значилась деревней Жулебино. Все это неподалеку от нас, но ни Назарово, ни Либерец не обнаружили. Листы утеряны. Но больше всего нас поразило такое открытие: по склейкам была пометка: “Скреплял дьяк Иван Грязев”. Не он ли вынул листы о Люберцах? Это, конечно, гипотеза, но весьма правдоподобная.

Столбцы писцовой книги 1576 года тоже скреплены подписью Грязева. Мелькают знакомые названия: Перово, Тетеревники, поместье Ивана Жулебина… Но Либерец нет – часть листов пропала. Это опять-таки в копиях. А рукописи-оригиналы? Их и подавно нет. Сгорели в страшном пожаре 1626 года, когда погиб весь до основания архив Поместного приказа. Кто знает, не было ли это преднамеренным поджогом?

Грязев имел в центральной усадьбе какой-никакой, а дворец – многоярусную повалушу с выступающим двухмаршевым крыльцом и трехчастными жилыми покоями. И это еще не все. Грязев построил в своей резиденции православную церковь. Известна даже точная дата. В книгах Патриаршего приказа за 7140 год, а по-новому, за 1632 год, записано:

“Новоприбылая церковь в Московском уезде, в вотчине дьяка Ивана Грязева, во имя Преображенья Господня да в пределе Иоанна Предтечи, дани положено 5 алтын 2 деньги, и нынешнего 140 (1632) года, февраля в 24 день, по челобитью дьяка Ивана Грязева, дана ему Государева Патриархова несудимая грамота, а велено ему с той церкви дань платить на Москве вдвое. И февраля в 28 день те деньги на нынешний 140 год платил Иван Грязев”.

Храм, основанный Грязевым, разумеется, с перестройками, служил люберчанам три долгих столетия, и был уничтожен, как и многие другие церкви, в середине 30-х годов нашего века. Колокола были свезены в подвалы завода имени Ухтомского и в Великую Отечественную войну, видимо, пошли на переплавку. Церковная изгородь были перенесена к зданию школы № 1, а потом и она бесследно исчезла. С постройкой церкви Либерицы стали не деревней, а селом.

После смерти Ивана Грязева Назарово-Либерицы перешли к его брату Мине и сестре Прасковье, которая была замужем за Яковом Михайловичем Милославским, и, овдовев, осталась с двумя сыновьями – Федором да Григорием. В 1646 году в селе было 18 крестьянских дворов и 45 душ взрослого населения. Немало по тем временам.

Мина Грязев почил в бозе в 1661 году. Был он бездетен, и на нем люберецкая ветвь Грязевых по мужской линии пресеклась. Все перешло к Милославским.

Братья Милославские, продолжая политику Грязевых, округляли свои владения. Так, купили у Салманиды, дочери Бориса Бартенева, деревню, что была раньше пустошью Елманова, а Иванова тож, на речке на Либерице. Прибрали к рукам пустошь Пулово, урочища на Сосновце, на Полянке, у Повалушек, на Студенце. Это были мелкие земельные участки. К 1658 году было всего распахано десять с половиной десятин новоприобретенной земли. Но, как говорится, с миру по нитке...

Владения Милославских перешагнули речку Либерку. В переписях 1657 года сказано: “Описана и измерена в Московском уезде Островецкого стану пустошь Петраково на речке на Либерице, на ней место дворовое, пашни паханые наездом”. Наезжали, надо полагать, из Люберец. Постоянно никто там не жил. Так, впервые зафиксирована в документах пустошь Петракова, которая через столетие заявила о себе как деревня Панки.

В 1674 году, после смерти Федора Милославского, его вотчина Назарово-Либерицы была куплена Приказом тайных дел. О том и надлежащая бумага сохранилась: “Купчая из Поместного приказу в Приказ Тайных Дел на вотчину окольничего Федора Яковлевича да брата его стольника Григория Милославских, 7182 года (в переводе на наш календарь, 1674-го), мая в 24 день, за приписью дьяка Андреяна Яковлева, в Московским уезде, в Островецком стану, на село Назарово, Либерицы тож, с сельцом, и с деревнями, и с пустошьми… дано из Приказу Новые Чети за ту вотчину 3000 рублев, в том числе 2000 рублев на помин в Знаменской монастырь, а остальные – пленным на окуп”.

Приказом Тайных Дел лично руководил царь Алексей Михайлович, а после того, как Приказ Тайных Дел был распущен, Люберцы были отданы боярину Ивану Михайловичу Милославскому. По описи, проведенной в 1676 году, после смерти царя Алексея Михайловича, в селе числилось 10 крестьянских дворов, в них 31 житель, да был двор вотчинников, да двор боярский, да ДВЕ церкви.

Одна, возведенная в 1632 году в честь Преображения Господня, была разрушена в 1930-е гг. Вторая, Казанской Божией Матери, была сооружена пораньше, до 1627 года, на пустоши Микулиной, ставшей потом сельцом. Видимо, небольшие размеры сделали ее мало заметной и она затерялась среди более просторных хором. Ее объехали стороной, не разглядев. Поэтому она и уцелела. На первый взгляд она напоминает по своей красоте и архитектуре деревянную церквушку, что пристроилась на берегу Белого озера в поселке Косино.

Характерно, что при досмотре 1688 года писцы пишут “сей церкви и церковной земли не наехали, потому что никто не указал”.

Священник Скворцов в своем научном исследовании “Уничтоженные в Московском уезде церкви”, издания 1902 года, делает предположение, что эти два храма находились в разных точках селения, в некотором отдалении друг от друга. Это соответствует схеме расположения русской армии в Люберцах после отступления из Москвы в сентябре 1812 года, на которой условными топографическими знаками (крестиками) показаны две церкви. Одна там, где ныне Дворец культуры, вторая – за линией железной дороги, примерно, где памятник Ухтомскому.

Это еще раз подтверждает, что наши старинные Люберцы были составлены, скомпонованы из двух первоначально самостоятельных частей, Назарово и Либерицы, разделенных, возможно, большой проезжей дорогой. Даже церкви были разные.

Скворцов добавляет также, что издавна известна в Люберцах деревянная часовня – не там ли печаловалась о прихожанах церковь Казанской Божией Матери? На Руси был обычай устанавливать на церковных руинах, обычно над бывшим престолом, молитвенный домик без алтаря – часовню.

На картинах художников, изобразивших расстрел машиниста Ухтомского с товарищами в декабре 1905 года, приговоренные стояли перед небольшой часовенкой. Не той ли самой?

Но мы не все еще сказали о Милославском. Иван Михайлович был довольно знатен и богат. В Московском уезде, а также в городах Ростове, Суздале, Нижнем, на Вологодчине ему принадлежало 694 крестьянских двора. Кроме Люберец, ему было пожаловано Бедрино, на речке Бедринке. Там доживала свой век церковь деревянная, ветхая, издавна без пения. Близ кладбища были поселены четыре двора дворцовых крестьян. Данью церковь не обложена, и служил в ней наездом поп Матвей Федоров из Котельников.

О дате смерти Милославского порассуждал историк-краевед Н. Бочаров в газете “Псковский листок” 9 мая 1887 года: “В Армянском переулке между Мясницкой и Покровской высится красивое здание в русско-византийском стиле церкви, носящей название Николы в Столпах. Она была приходского церковью ближайших родственников первой супруги царя Алексея Михайловича Марии Ильиничны из рода Милославских... На камне, покрывавшем могилу Ивана Михайловича Милославского, означен год кончины его 7198, т.е. 1680, месяца апреля, 4. Это племянник царицы Марии Ильиничны Милославской, враг Нарышкиных и Матвеевых, понесший загробную казнь в здешнем мире за участие в первом стрелецком бунте”.

В ту газетную заметку внесем небольшую поправку. Бочаров плохо разглядел последнюю цифру на камне, она сильно сбилась. Не 7198, а 7193, что в переводе на наше летоисчисление и даст истинный год смерти Милославского – 1685-й.

Но что это за посмертная казнь Милославского? Судьба люберецкого владельца чрезвычайно драматична. В мае 1682 года в Москве вспыхнуло мощное стрелецкое восстание (“хованщина”), вдохновителем и организатором которого был наш Иван Милославский. Оно было направлено против 10-летнего Петра I, возведенного на престол в обход своего старшего сводного брата Ивана и против всех его родственников по материнской линии – Нарышкиных. Стрельцы ворвались в Кремль и юный царь пережил несколько страшных часов – не потому ли он стал потом одержим бешеными припадками?

Петр сторицей отомстил через 15 лет, когда был открыт противоправительственный заговор Цыклера и его участники, корчась на дбе, обезумев от боли, заговорили о Милославском. В неистовой злобе царь, глумясь, повелел выкопать его гроб и на свиньях доставить в Преображенское под помост, на котором палачи рубили головы осужденным. Кровь ручьями стекала на прах Милославского. Тогда мученически погиб и родной брат раскольницы Морозовой Алексей. И многие другие. Тут в самую пору воскликнуть: О времена, о нравы!.. Если бы не было более тяжких надругательств над живыми и мертвыми в коммунистические времена в России.

Расправа над мертвецом надолго сохранилась в памяти народной и дошла до наших дней.

Вторая жена И.М. Милославского Евдокия (Авдотья) Петровна приходилась родной сестрой князю А.П. Прозоровскому, и ничего удивительного, что после ее кончины (1687 год) Люберцы отошли к ее брату.

При Прозоровском Люберцы укрупнились, расширились. В 1704 году в них уже понастроилось 27 дворов крестьянских, да два двора конюхов (любил боярин путешествовать), да двор вотчинников, да двор прикащиков. Да за речкой за Либеркой, на бывшей пустоши Петраковой, где раньше бывали только наездами, поднялись 17 дворов – это потихонечку формировалась деревня Панки. В каменные одежды принарядилась церковь Преображения Господня.

Умирая, Алексей Петрович отказал по духовному завещанию Люберцы всесильному вельможе Александру Даниловичу Меншикову, за котором они и были утверждены 15 февраля 1705 года.

Завещание в какой-то мере шокировало современников. Почему именно Меншикову? Не друг. Не брат. Не сослуживец. Позднейшие исследователи выдвинули слабенькую версию: не была ли вторая жена Прозоровского Аграфена Михайловна родной сестрой Дарьи Михайловны, супруги самого А.Д. Меншикова? Вопрос до сих пор остается открытым.

Первое, что сделал Меншиков, приобретя Люберцы, это сменил название. Решил, пусть будет Новое Преображенское. Отчасти оправданием этому служило то, что в селе была церковь Преображения Господня. Тогда нередко населенные пункты именовались по храмам. Красково параллельно звалось Богородским, Кузьминки – Влахернским, Петровское близ Лыткарино – по церкви Петра и Павла. Но думается, опытный царедворец, одержимый тщеславием, преследовал и другую цель.

Многие читали роман Алексея Толстого “Петр Первый”, смотрели одноименный кинофильм да и из других источников помнят, что юность Петра и Алексашки протекала в бурных “потешных” играх в подмосковных селах, в том числе и в Преображенском. Переименовав вотчину в Новое Преображенское, Меншиков тем самым подчеркивал свою близость к личности государя. И приложил немало сил и средств, чтобы Новое Преображенское затмило старое – московское. Выстроил изящные дворцовые палаты, очистил заросший пруд и перегородил его каменной плотиной. Придворный льстец, зная неравнодушие своего благодетеля к флоту, спустил на воду флотилию легких лодок, устроил пристань. Разбил на берегах тенистый парк. По преданию, сам российский император посадил несколько лип. Они могли бы дожить почти до наших дней: триста лет для них не возраст. Да разве до экологических проблем было все это время? Деревья не сохранились.

Долговечным оказалось только новое название. Оно прошло через весь 18-й век, неплохо чувствовало себя в 19-м и зацепило краешек 20-го. Поясним примерами. В 1812 году, когда армия Кутузова отступала по Рязанской дороге, в журнале инженерных работ была сделана запись: “Делались новые накидные мосты через болотистые речки при селениях Жулобине (Жулебине) и Ново-Преображенском”.

На топографической карте Московской губернии, составленной в 1866 году, нет Люберец, а есть Ново-Преображенское.

Меншиков процветал. Казалось, “баловню безродному” ничто не угрожало. Но внезапно умирает Петр Великий. Непонятная, мучительная болезнь скрутила 53-летнего мужчину в несколько дней. Он даже не успел назначить наследника престола. И сразу покатился по Руси темный слух: отравили царя.

Кто отравил? Почти через три столетия “Медицинская газета” в номере от 15 сентября 1989 года ставит диагноз: отравил Меншиков, больше некому. Видите ли, этот отъявленный плут и казнокрад боялся, что Петр отдаст его все-таки под суд... Взял да и угостил царя отравленными конфетами.

Мало того, Меншикову приписывается и смерть Екатерины I, возведенной, кстати, тем же Меншиковым на царство. Цитирую:“Спустя два года, тоже после конфет, точно такой же приступ случился и у Екатерины, после которого она умерла”.

“Перетравив” мышьяком, согласно газетной статье, всех своих царствующих покровителей, 56-летний Меншиков, также внезапно, стал жертвой царя-мальчишки Петра II. Утром 8 сентября 1727 года получил уведомление о запрещении выходить из дома. Попал под домашний арест, Данилычу сделалось дурно – врач отворил ему кровь.

Опомнившись, назавтра Меншиков бросился во дворец. Но 12-летний император высокомерно его не принял. Разумеется, за спиной малолетки стояли прожженные интриганы – князья Долгоруковы, Голицины, вся боярская аристократия.

Меншиков был обвинен в государственной измене и хищении казны. Каждый день приносил новые распоряжения. 11 сентября ему предписано было покинуть Петербург и выехать в ссылку. 8 октября были затребованы все данные о его владениях. 20 ноября подписан указ об отобрании в казну его имущества.

У Меншикова было конфисковано 6 городов, 1023 сел и деревень и 90 тысяч крепостных. Было взято наличными 5 миллионов рублей золотом и 9 миллионов на счетах в английских и голландских банках.

В далекую бессрочную ссылку Меншиков отправлялся богато и почетно, как другие на радостное новоселье.

Окольными, проселочными дорогами необычный караван за два дня достиг Люберец (Новопреображенского). Здесь был отдых. Как был принят хозяин в бывшей своей вотчине, с кем разговаривал, ходил ли в глубокой задумчивости по аллеям темного парка, глядел ли печально на холодные воды Люберки – никто не знает.

В Люберцы к Меньшикову заглядывал Петр Первый. Посещал он и другие наши места. Когда Измайловский пруд, на котором юный самодержец опробовал впервые найденный потрепанный английский ботик, показался ему тесен, он выбрал для прогулок (об этом было напечатано в “Московских губернских ведомостях” за 1844 год) косинское Белое озеро.

А к Меньшикову в Люберцы заезжал неоднократно. И даже в предвосхищение будущих субботников посадил в парке несколько лип. Не сомневаемся, что вдоволь покатался на лодках по глубокому и широкому Люберецкому пруду, расцвеченному фонарями.

Что представляли Люберцы в это время? В 1734 году в 42 крестьянских дворах насчитывалась 191 душа мужского пола. В среднем по 4,5 души на один двор. Довольно высокий показатель. Сравним. В Измайлове было 2,5 души, в Острове – 3,6, в Коломенском – 3,3. На все село было 50 лошадей, 22 коровы, 99 овец и коз, 5 свиней, причем в 6 дворах скота вообще не было.

56. Часовня Всех святых Построена в 1995 г. в память о люберчанах, погибших в Великой Отечественной войне.