Усадьба БОГОСЛОВСКОЕ-МОГИЛЬЦЫ, Московская область, Пушкинский район (часть 1)

Места эти по документам известны еще с XVI века. В ту пору владели ими князья Ростовские – знаменитый княжеский род, ведущий свое начало от Всеволода Большое Гнездо.

При Ростовских на территории нынешних Могильцев произошли важные изменения. В 1669 году в сельце Фомкине была построена деревянная церковь. Через девять лет ее разобрали и перевезли в главную княжескую вотчину – Могильцы. При Аврааме Никитиче Могильцы по церкви в честь Иоанна Богослова стали называться Богословским-на-Могильцах. А иногда мелькнет, старательно выведенное гусиным пером, - "Богословское-Могильцы, Фомкино тож". Теперь Фомкино – небольшая деревенька в полукилометре от Могильцев.

Откуда, кстати, появилось название – Могильцы? Как и все непонятное, это имя за долгие годы своего существования обросло бесчисленным количеством легенд и догадок. Одна из самых упорных легенд гласит, что здесь были похоронены умершие в XVIII веке от чумы московские жители. (Заболевших якобы специально увозили от первопрестольной.) Но все это - чистой воды вымысел. Есть и еще одна версия: в Могильцах похоронили казненных по приказу Петра I стрельцов.

Отзвуки этой легенды следует искать в истории теперешнего города Софрино, некогда большого села, которое называли и Софьином и Софином, производя по созвучию от имени царевны Софьи, сестры Петра и вдохновительницы трагического стрелецкого бунта. Но топонимика Софрина – от имени жившего здесь купца Ивана Сафарина.

Местные старожилы обычно связывают название Могильцев с давно исчезнувшим церковным кладбищем. Вполне возможно, хотя имя у села появилось задолго до постройки нынешней церкви.

И все же возьмем на себя смелость утверждать, что истоки имени не так мрачны, как принято считать. Для этого стоит заглянуть в словарь В.И. Даля, где он пишет о том, что издавна на Руси бугристое место называли могильчатым, могилистым – а ведь именно таким является местный ландшафт.

Кстати, в документах середины 18 века у села ненадолго появляется еще одно имя: Аполлонова гора. Не надо искать корни этого нового имени в древнегреческой мифологии, все объясняется довольно просто: владельцем села стал Аполлон Васильевич, правнук князя Никиты Ростовского.

И.М. Макаров в своей книге "Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова – Ярославского и обратно в Москву": "На возвышенном месте вы видите село Богословское, принадлежавшее князю Гавриилу Петровичу Гагарину, поэту, вельможе и совоспитаннику императора Павла I-го" (Обрати внимание, читатель: князь, в отличие от более поздних источников назван одним из его современников поэтом!)

Что же касается Аполлона Васильевича, то он интересен еще тем, что дал новую фамилию – Ладыженские – в списке владельцев Богословского-Могильцев (Ростовским он был по линии матери, Ладыженским – по отцу).

Ладыженские – тоже старинный и весьма разветвленный дворянский род. Он ведет начало от полулегендарного шведского выходца Облашни, который выехал, как гласило семейное предание, в 1375 году к великому князю Дмитрию Донскому. Среди Ладыженских – основатель Серпуховского монастыря Вассиан, воеводы и ближние бояре Романовых. Знавал род и царские немилости. Один из семьи, Леонтий Ладыженский, был сослан по приказу Годунова на побережье Ледовитого океана, другой, якутский воевода Михаил, обвиненный во многих прегрешениях, был допрошен и отправлен в Москву, но по дороге умер. Судя по всему, допрос был "с пристрастием", как тогда говорили...

Могильцами Ладыженские владели недолго: в 1767 году село покупает коллежский советник Петр Максимович Щербачев. Это тоже весьма древняя фамилия, ведущая свое начало от выходца из Золотой Орды Федора Салта, "коего потомки многие служили Российскому престолу стольниками и в иных званиях, чинах и жалованы от Государей поместьями" (Бобринский А. Дворянские роды, внесенные в общий гербовник Российской империи. Сиб., 1890).

В сущности, со второй половины 18 века и начинается новая страница истории села – история усадебного ансамбля, который впоследствии лишь благоустраивался и приобретал некоторые новые черты. При Щербачеве был построен усадебный дом, разбит парк, выкопаны пруды и в том же 1767 году на самом высоком месте, на горе, где обычно ставились барские дома, против обычая, была заложена церковь.

Теперь уже только специалисты могут с достаточной полнотой представить себе, какой была эта церковь в первые годы своего существования. Дело в том, что в XIX веке церковь дважды перестраивалась, и это привело к ее значительным изменениям.

Прекрасным образцом московского барокко являлась двухъярусная колокольня. В ее убранстве был широко использован белый камень, из которого выполнены боковые портики со спаренными колоннами, антаблемент, а также угловые колонны второго яруса с резными капителями. Колокольня, которая обычно ставится в стороне от храма, здесь помещена в центре – между зимней и летней церквами, - и это отступление от архитектурной традиции в культовом строительстве придает церкви незаурядный облик. Искусствоведы единодушны во мнении, что постройка, во многом изменившая за два столетия свой облик, близка произведениям школы Д.В. Ухтомского.

А кто конкретно строил церковь (и, видимо, – барский дом)? Увы, в церковных документах никаких данных об этом нет, что же касается дома, то он вообще не дожил до наших дней и даже фундамента от него не осталось. Автор проекта восстановления уникального памятника в Могильцах Сергей Васильевич Демидов прослеживает общность архитектурных решений церкви в Могильцах со знаменитой петровской кунсткамерой в Петербурге.

Кунсткамера была построена почти за тридцать лет до того, как начали возводить храм в Могильцах, поэтому присутствие здесь зодчих из города на Неве весьма сомнительно. Но определенное сходство замысла – еще одно доказательство тесной связи в 18 столетии петербургской и московской архитектурных школ.

Напротив главного, северного, фасада церкви, на пологом склоне был разбит регулярный липовый парк. Одноэтажный, деревянный господский дом располагался с северо-востока от церкви в стороне от парка. Парк состоял из трех параллельных липовых аллей, расположенных по направлению юг – север и сохранившихся в настоящее время на отдельных участках.

В начале крайних аллей сохранились насыпные холмы, на которых, видимо, располагались беседки. В сторону аллей эти холмы имеют пологие спуски. Раскопки на холмах, для обнаружения остатков беседок, пока не проводились.  Средняя, расположенная напротив колокольни, аллея прослеживается на небольшом расстоянии. Она заканчивалась, по-видимому, напротив усадебного дома. В этой части парка, перед домом, вероятно, был разбит цветник, и этим объясняется небольшая протяженность средней аллеи.

Остальное пространство между крайними аллеями до пруда было пейзажной частью парка со смешанными насаждениями. На старых фотографиях видны вековые дубы и сосны, часть которых сохранилась, и возраст их равен возрасту парка. По сторонам от крайних аллей сохранились посадки в один ряд: дубов, елей, берез. Крайние липовые аллеи подводят к трем копаным прудам. Два крайних пруда – квадратные, средний – прямоугольный.

У его южного берега были устроены два небольших прудка – садка для рыбы, которую подавали к столу помещика. В садках, которые, по воспоминаниям старожилов, были отделаны изнутри дубовыми досками, били ключи.

Излишки воды из этих садков по протокам поступали в центральный пруд, который назывался "Иорданный". Была в усадьбе и мельница, место расположения которой не установлено. Вся территория усадьбы была окружена рвом, который появился, предположительно, после генерального межевания усадьбы в 1768 г.. Крестьянских дворов в это время в усадьбе не было.

Во владении П.М. Щербачева усадьба была недолго. В 1800 г. ею владели уже князья Гагарины, при которых она продолжала обустраиваться и благоустраиваться. По описи 1800 г. в усадьбе числится зверинец, в котором содержались олени. Как показали натурные исследования, он располагался в самой нижней части парка, за прудами. Зверинец представляет собой четырехугольную площадку со сторонами 40х55 м, обнесенную по периметру рвом с водой, поступающей из небольшого пруда природного происхождения.

При Гагариных позади трех прудов был устроен четвертый, прямоугольный в плане, пруд, равный по длине трем верхним, вместе взятым. Предназначался он для сбора сточных вод из верхних прудов и купания домашнего скота. За этим прудом укрепилось название "Поганый".

В конце 18 века Щербачев продает усадьбу своему начальнику – президенту Коммерц-коллегии князю Гагарину. В описываемые годы Гагарин почти безвыездно жил в Петербурге, но имение себе он уже приглядел. Произошло это, по всей вероятности, не ранее 1775 года, когда сочетался он законным браком с девицей Прасковьей Федоровной, урожденной Воейковой.

И получается довольно любопытная ситуация, когда за государственным столом князь Гагарин восседал бок о бок с патриархом русского классицизма, главой литературного кружка архаистов, а за столом домашним делил семейную трапезу с членом будущего озорного и остроязычного "Арзамаса". Становится понятно, почему в 1930-х годах тогдашний директор Литературного музея Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич дал указание сделать фотографии и тщательные обмеры усадьбы Богословское-на-Могильцах. Весьма соблазнительна мысль, что в те годы в распоряжении Владимира Дмитриевича имелись не дошедшие до нас документы о том, что чарующая своим голосом Евтерпа - муза поэзии - не раз приводила под сень усадебных деревьев знаменитых своих питомцев...

Эти снимки с немалым трудом отыскались в архиве Литературного музея. Сделал их в 1933 году А.Т. Лебедев - фамилия его хорошо известна подмосковным краеведам. Его работы имеются и в Союзреставрации, и в филиале Музея архитектуры в Донском монастыре (недавно родственники Лебедева сдали сюда несколько альбомов с видами подмосковных усадеб, все они также датированы началом 30-х годов - интересна эта коллекция чрезвычайно!)

Серия снимков с надписью на обороте "Богословское-на-Могильцах" не порадовала нас ни скульптурными группами у пруда, ни изображением барского дома - все это к моменту съемки уже безвозвратно исчезло. А.Т. Лебедев сфотографировал церковь, аллею к прудам и один из прудов. Для дальнейшей реставрации усадьбы, которая, хочется верить, будет успешно завершена, эти снимки имеют немалое значение.

Имение Богословское-на-Могильцах (чаще называемое в те годы - по имени усадебной церкви Иоанна Богослова - Богословским) приносило князю Гагарину немалый доход. Был у него здесь винокуренный завод, который он расширял год от году. Однако успешное занятие винокурением обернулось для него однажды крупной неприятностью. В Петербурге был получен донос, что вино из Богословского разбавляется неведомо чем, а посему дурного качества и пагубно для здоровья. Скандал Гавриил Гагарин старательно тушил, потратив на это, надо думать, немалые средства. Но гагаринские недоброжелатели все-таки сумели довести срамную для него бумагу до канцелярии императрицы, и она назначила весьма суровое для княжеской карьеры наказание: запрет являться ко двору.

Видный сановник, впоследствии министр юстиции Д.П. Трощинский в письме графу А.Р. Воронцову, близкому знакомому Гагарина, тоже пребывавшему несколько лет в должности президента Коммерц-коллегии, писал так: "Если бы тут нашлось какое мошенничество - конечно бы, не удалось князю Гагарину так выпутаться из этого дела.., ибо теперь, конечно, никто бы не закрыл виноватого".

В своем письме Трощинский раскрывает подоплеку этой истории: "Граф Алексей Орлов-Чесменский, не любя очень князя Гагарина и желая ему пуще повредить, прислал письмо к Государыне и пробу запечатанного того вина, которое в Москву с дурным духом и пеною подозрительною поставлено было князем Гагариным". Далее автор сообщает, что присланное вино было тщательно исследовано придворными медиками и аптекарями и все они пришли к выводу, что здесь налицо напраслина. Однако же граф продолжал плести интригу, которая и обернулась для князя Гавриила недолгой опалой.

Письмо написано в апреле 1796 года, через полгода с небольшим скоропостижно умирает Екатерина II, на престол восходит Павел и фортуна вновь лучезарно и многообещающе начинает улыбаться князю. Новый император незамедлительно выплачивает кредиторам гагаринские долги ("коих считают до трехсот тысяч" - помечено на одной из бумаг воронцовского архива), да сверх того дает ему 30 тысяч на поездку за границу для поправки здоровья. Но князь в чужие пределы ехать не собирается - сейчас его место при дворе, где щедро раздаются царские милости тем, кто был при Екатерине в опале и забвении. В апреле 1797 года Гагарин получает Александровскую ленту и многие другие знаки благосклонности Павла I.

Князь Гавриил был заботлив к своей репутации. Он хотел, чтобы о нем говорили не только как о близкой ко двору особе, но прославляли его добродетели. Повод для такого прославления был: в 1789 году Гагарин взял опеку над осиротевшим сыном Петра Панина. Любил говорить об этом, проявлял, особенно на людях, беспокойство о его карьере.

В эти годы фамилия князя часто встречается в переписке петербургской и московской знати - отмечаются его успешная государственная деятельность, благосклонное отношение к нему императора, цитируются экспромты и остроты Гавриила Петровича. Нет оснований сомневаться, что годы, когда Гагарин владел Богословским-на-Могильцах, были самыми заметными в истории села.

Князь жил на широкую ногу. Съезжались в Могильцы гости из Москвы, а то и из Петербурга, взлетал по вечерам, отражаясь в глади прудов, фейерверк, пугая своим треском и многоцветьем красавцев оленей, пасущихся за высоким забором в княжеском зверинце. Это было поместье богатого барина, но не только. Он был просвещенным человеком, интересовался науками и искусством, в тенистых аллеях, сбегающих от дома к прудам, можно было встретить и известного литератора, и иностранного посла, и чиновника высокого ранга.

Современники отдавали должное его уму и природной сметке, но они, как мы теперь знаем, написали про него и немало дурного. Впрочем, писалось это уже в годы опалы князя Гавриила Петровича Гагарина, когда многие, еще недавно заискивающие перед любимцем Павла I, торопились отомстить ему, очернив в своем кругу и в глазах потомства.

В 1811 году Ф.В. Ростопчин представил великой княгине Екатерине Павловне "Заметки о мартинистах" (масонах. - Авт.), где немалую часть написанного посвятил князю Гагарину. "Это был один из тех людей, которые высказывали большую привязанность великому князю Павлу и дозволяли себе порицать мероприятия Екатерины II. Это был человек умный, деловой, но низкий, развратный, кутила, опутанный долгами и потерявший всякую репутацию".

Как видим, черной краски и бранных слов граф для давнего своего знакомца не пожалел, однако написано это, обратите внимание, через три года после смерти князя - опальный Ростопчин, удаленный Александром I от двора, сводил последние счеты со своим соперником в постоянной борьбе за близость к Павлу I. Есть в этих "Заметках" не только уничижительные эпитеты, но и серьезнейшее для чести князя обвинение:"Единственно только страх заставил его сделаться предателем..." И далее Ростопчин уверял, что, будучи обер-прокурором, Гагарин выдал императрице Екатерине II тайны русских масонов, а в тайнах этих он был достаточно осведомлен, так как являлся "гроссмейстером главной масонской ложи в Москве".

У Гавриила Петровича и Прасковьи Федоровны Гагариных было шестеро детей: пять дочерей и сын, названный в честь императора-благодетеля Павлом. Почти все дочери сделали хорошие партии: старшая - Мария - была замужем за бригадиром А.Н. Висленевым, Екатерина - за князем Н.С. Долгоруким, Анна - за майором П.В. Головиным, Варвара - за помещиком Елгуновым. Одна лишь Елена осталась в девицах. Она умерла в Могильцах в 1842 году, ее гранитное надгробье можно сегодня увидеть в церкви - одно из немногих, сохранившихся от старого кладбища...